30-летняя чемпионка мира — о тренерах и травме, слезах и Олимпиаде в Сочи.
«Мой удел – терпеть и истязаться», – написала Екатерина Юрьева в своем блоге в августе. Ироничный тон полностью скрыл дикий страх: после серьезной травмы, полученной спортсменкой в совершенно нелепой, непредсказуемой ситуации, никто не брался предположить, сколько времени займет лечение и сохранит ли травмированное плечо прежнюю подвижность. В Рупольдинге, где мы встретились со спортсменкой на тренировочном сборе, Юрьева по обыкновению была бодра и весела. «Интервью? С удовольствием! Когда? Да хоть прямо сейчас…»
– Разговор на тему, как прошло предсезонное лето, обычно начинается с вопроса: С какими мыслями вы закончили прошлый сезон?
– Со сложными. Нужно было прежде всего осознать, что произошло, а уже потом делать какие-то выводы. Естественно, я совершенно не рассчитывала, начиная подготовку, что не попаду на чемпионат мира. Тем более что понимала, что набрала неплохую форму. Просто проявилось это позже, чем нужно было – на этапе Кубка мира в Сочи. Где сложилось все: и погода, и лыжи, и самочувствие, и стрельба…
– Мы уже говорили о том, что, заявив вас в январе на этап Кубка мира в Антерсельве, при том, что этап высокогорный, а вы выступали с сильным воспалением и дикой зубной болью, вам с одной стороны вроде бы предоставили шанс вернуться в сборную, но по большому счету никакого шанса в этом не было изначально. Более того, это понимали все.
– Что сейчас это вспоминать? Тогда же я просто продолжала тренироваться.
– На тот случай, если на вас все-таки обратят внимание?
– Нет. Просто старалась не растерять форму. С возрастом и опытом начинаешь понимать, что здоровья с годами ни у кого не прибавляется. И что растерять форму очень легко. Набирать сложно. Поэтому майский отпуск у меня был крайне непродолжительный, я съездила в Италию, в это же время решалось, как и с кем я продолжу готовиться. У меня с самого начала было интуитивное чувство, что женскую сборную все-таки разделят на две команды. Сама ситуация к этому подталкивала, и я рада, что СБР принял в тот момент мудрое решение. И я сразу же сказала, что хотела бы готовиться не с Вольфгангом Пихлером.
– Настолько сильной оказалась обида за Антхольц?
– Дело не в обиде. Просто Пихлер – не мой тренер. Не было внутреннего доверия, убеждения, что именно этот специалист способен вывести меня на максимальный результат. Возможно, именно поэтому я целых три года не могла вернуться в сборную. И очень обрадовалась, узнав, что вторую команду возглавит Владимир Королькевич. У меня сразу же появился огромный дополнительный стимул для того, чтобы продолжать работу.
– Именно Королькевич, если не ошибаюсь, работал с вами, когда вы решили вернуться в биатлон после дисквалификации?
– Да. Хотя сам тогда тренировал Словению. Я и ездила к нему в Словению, в Италию, в Австрию…
– Никогда не спрашивали, почему он согласился взять вас к себе? Или это просто были контрактные отношения?
– Владимиру Борисовичу было интересно попробовать меня вытащить. Естественно, он согласился не сразу. Но согласился – и это было главным. Хотя первое время я буквально ползала на тренировках. И постоянно плакала.
– Королькевич – настолько жесткий тренер?
– Он не жесткий. Просто профессионал. Человек, которые прекрасно знает, что он делает, как он делает, и как достичь задуманного путем минимального сопротивления тех, с кем он работает. Много раз замечала, что Владимир Борисович досконально знает спортсменов. И всегда оказывается готов к любым ситуациям. Мне с ним на самом деле очень комфортно. Нравится, что он всегда объясняет, для чего мы выполняем ту или иную нагрузку. И работать психологически сразу становится намного проще.
– По каким признакам вы обычно делаете вывод, что подготовка к сезону идет правильно и эффективно?
– Когда я чувствую, что получаю от работы удовольствие, даже работая на максимальных нагрузках. Когда после тренировки не поднимаются ни руки, ни ноги, глаза закрываются, а на лице – улыбка. Это, наверное, самый яркий показатель того, что работа сделана правильно.
– Тренировки в коллективе Королькевича – это индивидуальная работа, или же постоянный спарринг?
– По-разному. Часто это спарринг.
– И кто является вашим партнером в такой работы?
– Зависит от характера работы. До травмы, которая случилась в конце августа, я работала в основном с Ольгой Вилухиной. Просто я совершенно не предполагала, что выпаду из тренировочного процесса на три с лишним недели.
– Знаю, что полученная вами травма оказалась серьезной. Каков был диагноз?
– Частичный разрыв мышц в месте прикрепления к суставу, надрыв суставной сумки с вытеканием жидкости и кровоизлияние в кость. Последнее оказалось самым неприятным. Да и врачи сразу меня предупредили: при кровоизлиянии в кость очень долго не проходят болевые ощущения. Так оно и оказалось. Три недели я проходила в жесткой фиксированной повязке, и только потом потихонечку стала разрабатывать сустав.
– Тяжело было?
– Физически не очень а вот психологически я измучилась от ожидания. Когда три недели все, что ты можешь – это работать с одной палкой, очень тяжело отделаться от мысли, что рука никогда больше не будет нормально работать. Чувствовала себя, как собака на трех ногах. Которую без труда может обскакать любая другая, у которой этих ног – четыре. После того, как повязку сняли и я начала более интенсивно тренироваться, Королькевич поставил меня в спарринг с Валей Назаровой. Потом – с Олей Подчуфаровой.
– С кем из этих спортсменок вам было комфортнее работать?
– С Вилухиной. Наверное, все дело в том, что на очень многие вещи мы смотрим одинаково, одинаково понимаем тренировочный процесс. Плюс – не такая уж большая разница в возрасте. А та же Подчуфарова – это уже совсем другое поколение. Хотя сама Ольга совершенно этого не осознает.
– Вы понимаете, по какому принципу будет формироваться олимпийская сборная и на какой уровень должны быть готовы лично вы, чтобы попасть в команду?
– Понимаю только одно: на всех соревнованиях, в том числе и контрольных, мне нужно быть в тройке. Иначе нет никаких гарантий. Я согласна, например, с тем, что Вилухина, как и Ольга Зайцева, должны получить место в команде вообще без отбора. Но все остальные, как мне кажется, должны за это биться на общих основаниях.
– Но это же невозможно – столько времени бегать на уровне трех лучших?
– Конечно невозможно. Бежать, допустим, три гонки подряд и при этом успевать полностью восстанавливаться – нереально даже с физической точки зрения. Буду бороться, тем не менее. Главное – не выплеснуть весь свой потенциал раньше времени. Можно ведь упереться, отобраться – любой ценой, но на этом все и закончится.
– Я, честно говоря, просто не решилась озвучить вам эту фразу, хотя думала о том же самом.
– Ну а что тут такого? Все же прекрасно понимают, что на отборе бывает разное. Но главное-то – выступить на Играх.
– Когда в биатлонных кругах обсуждалась идея двух женских команд, планировалось, что по-сути это будет один коллектив, который делает одно дело под руководством двух разных тренеров. С вашей точки зрения это так? Или же правомернее говорить о двух командах, которые достаточно жестко соперничают между собой?
– Конечно же соперничество есть и оно чувствуется постоянно. Но это, наверное, нормально. Гораздо важнее другое: понимаешь ты сам, ради чего работаешь, или нет. Тренируемся мы в разных местах, практически не пересекаемся, совместный сбор пройдет скорее всего только в конце ноября, когда начнутся первые контрольные соревнования.
– Как у вас сейчас обстоит дело с лыжной экипировкой?
– Лучше, чем год назад. Я привезла в Fisher два чехла своих прошлогодних лыж, вернула их представителю фирмы и честно сказала, что не хотела бы за свои деньги покупать дрова. Теперь посмотрим, как на первом снежном сборе поедут новые.
– Что за чувство – ожидание первого снега?
– Всепоглощающее предвкушение ощущений, которые успевают за лето забыться. Я очень скучаю всегда по снегу. Лыжероллеры – это совсем другое. Совершенно разное скольжение. На снегу оно более плавное, элегантное, вольготное – как полет. Роллеры – это просто динамичная работа. Раз-два, вжик-вжик…
– Почему, кстати, Fisher?
– Потому что у меня в свое время возникли большие проблемы с лыжами фирмы Madshus. Сейчас эти проблемы вроде бы решены, но я сама уже успела привыкнуть к другой марке. У нас ведь даже мышцы по-разному работают в зависимости от того, на каких бегаешь лыжах. Да и техника бега меняется.
– На что-нибудь кроме тренировок, олимпийский сезон оставляет вам время?
– Нет. У меня даже на дисплее мобильного телефона эмблема Сочи стоит – чтобы не расслабляться. Ерунда вроде, а реально тонизирует. В спорте ведь часто бывает: воде на тренировках все получается, и сознание начинает расслабляться, успокаиваться. Мол, все хорошо, можно чуть передохнуть. А на самом деле нельзя. Ни отдыхать, ни расслабляться. Чтобы по крайней мере потом не остаться у разбитого корыта с ощущением, что ты сам во всем виноват.
– Катя, простите за этот вопрос, но если у вас в очередной раз ничего не получится? Не будете жалеть об этих трех годах нечеловеческой работы? Что вы просто выбросили эти три года из собственной жизни?
– Нет. У человека всегда должна быть мечта. И у меня она все эти годы была. Как и сейчас.
– Но вы ведь наверняка задумывались о том, что будет после. Останетесь в биатлоне?
– Не знаю. Не уверена, если честно, что у меня хватит сил пережить все то, что я уже пережила, еще раз. Сейчас все проще, тем более, что меня очень сильно поддерживают близкие. Периодически я, естественно, начинаю капризничать вслух, мол, зачем мне все это нужно, и не так давно человек, который прошел рядом со мной все сложности, падения и преодоления последних лет, сказал: «Ты что, совсем сошла с ума? После того, как вложено столько сил, нервов, времени, собственных денег, все бросить и сдаться?»
И я поняла, что он прав. Как бы мне ни было тяжело, я должна пройти этот путь до конца.
Комментарии
Вы будете первым, кто оставит комментарий на данную новость.